СТИХИ
В заключение мне хотелось бы
представить здесь несколько своих стихотворений, чтобы читателю было ясно, что
мои теоретические измышления базируются на чем-то реально конкретном. Я, к
сожалению, не могу напечатать здесь репродукции моих картин и рисунков, но
может быть когда-нибудь это будет возможно.
***
Я сегодня проснулся
В мире сказочных грез,
Тишине улыбнулся,
Солнце в окна принес.
Утро в бликах искрилось
И смеялось в окне,
И блаженно светилось,
Растворялось во мне.
Розы в вазе дышали
Сквозь таинственный сон
И беззвучно шептали,
Что миг в вечность влюблен.
Мир наполнился счастьем,
Солнцем, морем... и вдруг
Чьим-то светлым участьем
Озарился вокруг.
Кто-то тихо и странно
Песнь родную запел,
Кто-то самый желанный
В душу мне посмотрел.
Вижу, чьи-то сияют
Голубые глаза,
Улыбаются, тают
И зовут навсегда...
И опять расцветают
И к блаженству влекут,
И как звезды мерцают,
Тихо шепчут и ждут.
Я притронулся к свету
И проникнул в мечту,
И лучами рассвета
Расцветил красоту.
Я достиг совершенства,
Улыбнулся сквозь сон,
Растворившись в блаженстве
Мир был в вечность влюблен.
1985
Волны
И волны кипят вдохновением,
И небо горит над собором,
И солнце поющим гением
Гордо встает из моря.
И вновь, как в былые года,
Светится, дышит мир,
И снова, как в юности,
Я лечу в голубой эфир.
И сердце взлетело к солнцу,
И солнце ласкает сердце,
И сердце поет на солнце,
И солнце сияет в сердце.
И волны кипит вдохновеньем,
И небо горит над собором,
И солнце уставшим гением
Тихо целует море.
1985
Остров
Посвящается К.Бальмонту
И, просветленный,
я кажусь собой,
Мне снится юность вечно молодая,
И остров изумрудно-голубой,
И солнечное утро мая.
Там дышит море, там звенит весна,
Сияет лучезарность небосвода,
Там шепчет голубая тишина,
Там улыбается свобода.
Гам храм искусств — обитель вдохновенья,
Оазис грез и озаренность глаз,
Там миг, как вечность, вечность как мгновенье,
Там Бог живет и любит Вас.
1986
Мальдивские острова
В пальмовых ветвях могучий размах,
Громады кокосовых груде,
И тихий, простой, осоветченный Вакх
В тропическом многопрудьи.
Здесь голубая, как небо, вода,
Цветные и птицы, и люди,
Бриллиантовый всплеск голубого дождя,
Как у Шопена прелюдии.
Здесь океан, и здесь море цветов,
Бездонное празднество цвета,
Здесь сине-зеленая сказочность снов
И розово-красное лето.
И небо, и море цветов и дождя
Светится, дышит, искрится.
И голубая, как вечность мечта,
В вас навсегда сохранится.
1995
Выход
И больше нет никакой проблемы,
Позиция в принципе ясна.
Красивой гамлетовской дилеммы
Решение найдено у меня.
И если быть, так уж быть навеки,
И если быть, Так уж быть до конца,
И если быть, так уж быть человеком,
Возвеличивающим Творца.
Или уйти с сознанием дела
В спокойной расчетливости дня,
С чувством достигнутого предела,
С честью, достойной былого «Я».
А там - королевство сказочно-белое,
Сам Гамлет в жемчужном сверкании сна,
И бесконечно светлое целое, Вечное лето и вечный я.
Там в голубых волшебных шлемах Шекспир и Бальмонт, Блок и
Эрьзя.
Решение гамлетовской дилеммы
В искусстве найдено у меня.
1983, редакция август 2003.
На пляже
А сегодня полдень солнечно-прекрасный,
Голубой и желтый и воздушно-ясный.
Море горизонтом с небом обнялось,
Солнце желтым зонтом на небе зажглось.
Тишиною шепчет в голубых волнах,
Мягко розовеет в легких облаках,
Озаренно тает, светится тепло,
В душу проникает тихо и легко.
Солнечными бликами в волнах растворяется.
Пусть теперь великие люди улыбаются.
1982
Посвящение, которого не было
Памяти К.Бальмонта
Любовью к тебе окрыленный
Я брошусь на битву с судьбой.
Как викинг, в бою опаленный,
Колени склоню пред тобой.
Тебе я отдам безвозвратно
Всю мощь одинокой души,
Всю роскошь цветов ароматных,
Весь звон колокольный в тиши.
С тобою мы будем молиться
Светилам нездешней страны,
Сливаться, гореть и светиться
В дыхании вечной весны.
С тобой Прометеем я буду,
В лазурную вечность войду.
С тобою я мир позабуду,
Когда за предел перейду.
1985
Осень
Красное золото осени,
Роскошное и
бесплодное,
Небо, упавшее в озеро,
Синее и холодное.
Взор опечаленно-чистый,
Светлый и вдохновенный,
Образ горит лучистый,
Сияющий и нетленный.
1976, ред. 1999, авг. 2003.
На тему Малера «Песнь об умерших детях»
В серый сумрак одеты,
Мглой холодной проколоты,
Нет дыханья, нет света
В склепе черного золота.
Белым холодом сжаты,
Черной кровью пропитаны,
Нет нам к солнцу возврата,
В раннем детстве убиты мы.
И лежим без движенья,
Сталью острой пронзенные,
И не требуют мщения,
На кресте вознесенный.
Мы не просим пощады,
В мертвой вечности пусто,
Мы лежим за оградой
Мрачной жертвой искусства
Ничего нам не надо,
Кроме жизни искусства.
1976
Натальгия
Немного банальна,
Не в меру нахальна,
Кристально натальна,
Фатально глупа.
Ты в мире реальном
Примерна, похвальна,
Но ты инвернальна,
Как полночь, как мгла.
Я вижу астрально,
Прозрачно, зеркально,
Я знаю печально,
Что полночь пришла.
И саван хрустальный,
Серебряно-бальный,
Уже погребальный,
Уже навсегда.
Какое здесь чувство вечного,
Единого, изначального,
Дыхание бесконечного,
Сияющего астрального.
Какая здесь озаренность,
Какая во всем глубина,
Духовная просветленность,
Хрустальная тишина.
Холодная ночью звездность,
Туманный и Млечный путь,
Какая апофеозность!
И как невозможно заснуть!
1976
Я растворился...
Я растворился в бездонности неба,
В синем сиянии солнечных струй.
Море в блаженстве ласкающей неги,
Утренний радостный поцелуй.
В каждом мелькнувшем мгновении вечность,
Сказочный отблеск далеких миров,
Мир, улетающий в бесконечность,
Мысль - отражение солнечных снов.
Белый и желтый песок обжигающий.
Освобожденье, спасение, свет.
Испепеляющий, благословляющий,
Непрекращающийся рассвет.
Я растворился в объятиях лета,
В мире волшебных, сверкающих снов,
В волнах лазурного чистого света
Синих, зеленых и красных цветов.
1976.
Ты в глазах у себя затаил
Все сокровища дум неземных,
Все величие древних светил
И звенящий, играющий стих.
В небесах для тебя засверкал,
Заискрился фонтаном родник,
В брызгах золотом засиял,
Светлой сказкой в тебе возник.
Оттого и в глазах у тебя
Так загадочно много огней.
И как солнце в сиянии дня,
потомок могучих царей.
И сияющий Млечный путь
И мерцающая звезда.
Вечно юный.
И вечным будь,
И останься им навсегда.
Позови нас и освяти,
Заколдуй, убаюкай в снах,
Озаренностью просвети,
Улыбнись нам на небесах.
В звездной солнечности твоих глаз
Дай в любви твоей утонуть,
Раствориться в тебе хоть раз,
В вечность вечности заглянуть.
Ты сверкающий светлый Бог,
Исполин и сверхчеловек,
Запылавший в огне чертог
Светлой истины в черный век.
P.S.
Позови нас и освяти,
Убаюкай и сны навей,
Озари нас и просвети,
Дай нам солнечности своей.
Дай нам звездности твоих глаз,
Дай любви твоей юный дар,
Дай нам вечности твой запас,
Твоей солнечности пожар.
25 августа 1985.
***
Я сегодня проснулся в мире сказочных грез.
Кто-то улыбнулся, солнце в комнату внес,
На подносе поставил бутерброды и сок,
Щеку нежно подставил, целовать чтобы мог.
Я опять улыбнулся сквозь таинственный
сон,
Я еще не проснулся, но уже был влюблен,
Растворился в блаженстве утром ранней весной,
Постигал совершенство мыслью, чувством, душой.
Молитва о доме
В солнечной дымке деревья в снегу
Цветом мерцающим льют синеву.
Зайчики солнечных снежных лучей
С нежной улыбкой купает ручей.
Снег ослепительный и тишина,
Все растворила в себе синева.
Солнце в несолнечном бледном сиянье,
Мир в бело-розовом светлом молчанье.
В воздухе желтом и голубом
Кто-то построил солнечный дом.
Тихий путник по снегу идет,
В сердце светится солнечный лед.
Видит в грезах далеких он
На янтарном закате дом,
Храм сияет в конце пути,
Дай Бог силы ему дойти.
Дай Бог счастливо в доме жить,
Дай Бог с Верой святою быть,
Дай Бог песню свою допеть,
Дай Бог солнечно
умереть.
Речка
Речка в ущелье, гордо звенящая,
И искрящийся водопад –
Струй леденящих пена кипящая,
Солнечной радуги огнепад.
Камни белые и голубые
Жаром палящим накалены,
И охлаждают их ледяные
Брызги сверкающей чистой воды.
Радость покоя в груди разливается,
Что-то воздушное, светлое, ясное.
Сила жизни в душу врывается,
Легкость свободная и прекрасная.
Все озаренное и вдохновенное,
Гордое, сильное и глубокое,
И совершенное и неизменное,
И величественно одинокое.
Ты растворись в этих брызгах искрящихся,
В них наслаждайся и будь молодым.
Станешь светящимся, сильным, стремящимся,
Станешь сияющим и неземным.
Мягкость улыбки солнечной
Глаз озаренных свет
Лунное море полночью
Только в семнадцать лет.
И солнце в синих глаза,
И белые зубы,
И поцелуй в устах
И прямо в губы.
Белым пухом зимы...
Белым пухом зимы
Покрылись на речке льды,
И белые, белые сны
В объятиях снежной зимы.
Мы белые, белые... Спи...
Снежинки и льдинки мы.
Летим мы и падаем мы
И попадаем в сны...
У ПАМЯТНИКОВ СТАРИНЫ (поэма)
Предыстория этой поэмы связана с тем,
что автор однажды увидел во сне поэта Александра Блока, который ходил среди
надгробных памятников русских людей Серебряного века. Это был необычайный,
совершенно живой сон, стирающий грани между видением и явью, воображением и
жизнью и оставляющий только искусство... только грезу и только любовь.
Был какой-то мистический калейдоскоп
давно ушедшей и совершенно реальной, живой и близкой жизни.
Надо сказать, что Александра Блока в
нашей советской истории не только по-настоящему не оценили, но даже стремились
незаметно принизить. Например, почему-то сожгли его имение... Не воздвигли ни
одного памятника, в его честь не названо ни одного города, ни одной улицы. В то
же время людей незначительных и даже боле чем сомнительных и вредных,
совершенно ненужных, навязчиво, странно и непонятно прославляли... Слаба Богу,
что сейчас с этим как будто покончено.
Но и сама жизнь и смерть поэта были
трагически мучительными и стыдными для цивилизации двадцатого века.
А ведь поэт а.блок несравненный, один из лучших за всю нашу историю. И
человек он был совершенно необыкновенный, наряду с Рахманиновым, Скрябиным,
Чайковским, Бальмонтом и Кандинским, он, несомненно, знамение эпохи Серебряного
века, Русского Возрождения.
А.Блока не так просто понять. И чтобы
по-настоящему понять, его нужно полюбить, а полюбить сложно, особенно теперь...
Уверен, однако, что последующие поколения будут способны понять. Ведь
когда-нибудь жизнь и у нас будет нормальной и люди смогут любить. И тогда
память о А.А.Блоке будет им нужной. И нужна будет преемственность памяти, любви
и мировоззрения.
Нужно помнить, что А.Блок был прежде
всего очень русским человеком и, как никто, за исключением, может быть,
Некрасова, именно русским поэтом. Хотя за его сложным стилем это нелегко
распознать и, чтобы это почувствовать, надо полюбить не только самого Блока, но
и всю русскую культуру того времени, весь уклад той нашей жизни.
Важность этого замечательного поэта,
его удивительной лиричности, несомненно, заключалась еще и в том, что он так
же, как и В.Соловьев, П.Чайковский, А.Рубинштейн, С.Рахманинов, В.Кандинский,
Л.Толстой и Ф.Достоевский, находился на уровне высочайших задач своего времени
и впитал в себя мировоззрение окружающей его творческой элиты, идущей своими
корнями от русского национального мировосприятия и мироощущения. Но в силу какой-то
особенности своего дарования, он даже поднимается над этой элитой до уровня
мирового.
И самое главное, что он, как и все
перечисленные творцы, а особенно В.Соловьев, Л.Толстой и С.Рахманинов, довел
свои величайшие творческие достижения русского мироощущения до самого высшего
уровня. И ведь это не тот уровень современного примитизированного и
агрессивного и, по сути, деструктивного, приспособленчески прикладного и
прагматического искусства. Нет! Это уровень все человеческих достижений самого
высокого ранга, сопоставимого с достижениями лучших людей планеты за всю
историю цивилизации. Это национальный вклад в историю человечества и искусства.
И когда-нибудь это все поймут: и поэты, и критики, и люди.
Важно ведь то, что указанные люди не
только достигли равенства с зарубежными коллегами, но и, что совершенно
удивительно, в некоторых случаях превзошли их. И стали не только нашим
национальным достоянием, но и нашей национальной гордостью. И понимание этого и
есть наш национальный патриотизм.
Я видел как-то А.Блока во сне.
Задумчиво углубленный в себя, поэт ходил между памятников П.Чайковскому,
В.Комиссаржевсой, А.Рубинштейну, Ф.Достоевскому... Он как будто что-то
вспоминал, и его грезы каким-то таинственным образом становятся и видением
автора этих строк. И он, автор, видит во сне этих людей живыми. Итак, сны...
Вдруг возникли в приемной советской,
Там, где могут быть все сожжены, Смех и голос, и говор светский Этой древней
Рюриковны... А.Блок.
Вплоть до колен текли ботинки,
Являли икры вид колен...
Взгляд обольстительной кретинки
Светился, как ацетилен.
Когда мы очутились рядом,
Какой-то странный господин
Обжег ее столь жарким взглядом,
Что чуть не сжег мой керосин.
И я, предчувствием взволнован,
В ее глазах прочел ответ,
Что он давно деклассирован...
А.Блок
Он к вам пришел, таинственный потомок,
К руинам мертвых,
брошенных жилищ,
Простой деклассированный подонок,
И голоден, и холоден, и нищ.
А вы стоите, каменные боги,
Поэты, воины, философы, цари,
Возвышенно и вдохновенно строги,
Величественно-царствено горды.
Торжественны и неподвижны лица,
Могучий взгляд, холодные глаза,
Огромные и мертвые глазницы
И черная в них, мертвая слеза.
Вы грезите, и видятся вам сны,
И снится вам величие былое,
Прекрасные зеленые сады,
Аллеи роз, дыханье аналоя.
И золото улыбок, легкий смех,
И матовое жемчуга мерцанье,
И перья страуса, и соболиный мех,
И солнечное золота сиянье.
И медленный, негромкий разговор,
И светский говор, легкие поклоны,
Дворцовый бесконечный коридор
И зала с императором на троне.
А в центре, освещенном в глубине,
Цвет общества с лорнетами, во фраках,
И звон бокалов в странной тишине,
И яства из анчоусов и раков.
Шампанское в бриллиантовых звездах,
Бриллианты как шампанское искрятся.
И мир земной теперь на небесах,
А небо стало на землю спускаться.
Мне странным образом доступны эти сны
В деталях, по частям, фрагментом целым,
Как будто эти грезы и мои,
Как будто стали мы единым целым.
Блистательно-светлый Бальмонт
Стоит в окружении дам,
Играет лорнетом зеркально,
Улыбка скользит по губам.
Искрятся глаза вдохновеньем,
Толкует он вещие сны,
С изысканным наслажденьем
Читает свои стихи.
Острит элегантно и тонко,
Смеется, шампанское пьет,
А голос сверкающе-звонко
К блаженству и солнцу зовет.
Актриса Комиссаржевская,
Склоняются головы ниц,
В трагическом звездном блеске,
В молитвенной грезе лиц.
«Ах, падает, падает, падает...» -
В жемчужных глазах слеза,
И каждое слово, падая,
Сияющая звезда.
Надломленный всплеск страданья,
Какая в глазах глубина,
Рождение мироздания,
Вселенская красота.
Задумчиво смотрит на море,
Как врубелевский пророк,
И звезды горят во взоре, -
Поэт Александр Блок.
Овеянный светом печали,
Дыханием вечности,
В глазах его звездные дали
Слились с бесконечностью
Где мысли его заветные?
Где мир, где покой, где свет?
Слышишь ли песни приветные
Ты в свою честь, Поэт?
Видишь, фигуры склоненные
Перед иконой стоят,
Синие очи бездонные
В душу твою глядят.
Кто-то молитву покорную
Шепчет, поклоны творит.
Тихая свечка церковная
В память твою горит
Вспомнят тебя, как Гомера,
Через тысячу лет,
Да святится твоя вера,
Русской земли Поэт.
А за роялем Рахманинов
Играет Шопена сонату,
Отметьте на звездном знамени
Истории эту дату.
Трагические октавы,
И поразительный звук,
И мощь, и дыхание славы
В звучании этих рук.
Магическое прикосновенье,
Бездонная глубина,
И Бога проникновенье В эпохи, миры, века.
Да, это неповторимо,
Как солнце, как Рафаэль,
Словами невыразимо,
Как вечность, как жизни цель.
Вот скульптор Нефедов-Эрьзя
(Спутать ни с кем нельзя).
Может, один из лучших,
Каких узнала земля.
Стоит у своих творений,
Мощью непревзойденных,
Корифей вдохновенья,
Тихий и просветленный.
Беседуют Врубель и Скрябин,
Прокофьев и Гумилев,
Нежданова и Северянин,
Шаляпин и Соловьев.
Сидит Пятигорский Григорий
С своею виолончелью,
Величие, гордость и воля –
Озарены вдохновеньем.
И звук изумительно чистый,
Как голоса перелив,
Как лунный луч серебристый,
Как тишины разлив.
Нарядов фейерверк празднично сверкает,
Хрустальный звон бокалов не стихает,
Беседы светской шум не умолкает,
Виденья новые стихийно возникают.
И льются изысканно речи,
Блестит изощренный ум.
Горят в канделябрах свечи
Великих, ушедших дум.
Стоят две тени у окна вдали,
Два силуэта двух людей великих
Орленев с Мгебровым теперь видны
Средь пелены тумана света бликов.
Жизнь этих оценить артистов не успела,
И эти сны про них и в них они.
Я помню, я слышу, я знаю,
Как Мгебров Бодлера читал,
Как Блок, как Верлен, как Бальмонт
Устами его звучал:
«Не шелохнется эфир,
Засыпая, грезит мир...
В розовом сияньи
Все там роскошь, блеск и красота,
Радость неги, счастья полнота...»
Бессмертны были мгновенья,
И остались они,
Величия и вдохновенья,
Истины и любви.
Какое у него лицо прекрасное,
излучающее
И вспыхивающее, нервное.
Как говорит он: «Здравствуйте...»
Словно обволакивая вас Музыкально-мурлычащим очарованьем.
Виденье меняется опять,
Становится нечетким, темным, рваным,
И ничего нельзя уже понять
За замкнутым и голубым экраном.
В экране ухмыляющийся тип
Весьма даже сомнительного вида
Решил концерт, программу объявить
Для улучшения работы общепита.
«Свои стихи для вас будет читать
УТРО
Известнейший (известный повсеместно)
Поэт Безнижний, надо полагать,
В соавторстве с Никитой Безвозмездным».
Стихи эти успел я записать,
И если вы узнать их захотите,
Я как-нибудь готов их прочитать
В слегка отредактированном виде.
Совсем уже вертлявая девица,
В экране допускать таких нельзя,
Запела, что знакомы ей все лица
С преступным «выражением лица».
Улыбчивый и невысокий бард
Пел хрипло, как однажды пьяный
Залез случайно ночью в зоопарк
И принял за жену гиппопотама.
Потом померкло все...
И пол на небеса
Поехал вдруг верхом,
Гром грянул, и экран
Бесследно рассосался.
И буря хохота взорвала все кругом.
В конвульсиях все дергались, качались,
Упали стены, потолок поплыл,
И мне как будто даже показалось,
Что хохот этот смех сквозь слезы был.
1985, редакция август 2003
ЗАСТЕНЧИВОСТЬ
Застенчивость белого золота
Бальмонта томик лежал на столе
Роза в бокале дышала
Мир улыбался в загадочном сне
Утро улыбкой сияло
В солнечных волосах твоих
И детскость к ним брошкой приколота
И тихо светится в них.
ПРИНЦЕССА ГРЕЗА
Ночь, и Принцесса Греза
Снова пришла ко мне.
Дождь и алмазов слезы
На оконном стекле.
Ночь и Принцесса Греза
Белый Призрак в окне
Звездно падают слезы на оконном стекле
1990 г